М. З. Шагал дружил, переписывался со многими поэтами, для некоторых делал иллюстрации для публикации стихов. Ко дню рождения великого художника я выбрала двух поэтов, которые были рядом с Шагалом в самые тяжёлые моменты жизни: начало пребывания в Париже и жизнь после смерти любимой жены Беллы.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: Марк ШАГАЛ И
Блез САНДРАР
1887 г. 6 июля
Мовша Хацкелевич (впоследствии Моисей Хацкелевич и Марк Захарович) Шагал родился 24 июня (6 июля) 1887 года в местечке Лиозно недалеко от Витебска, был старшим ребёнком в семье приказчика Хацкеля и его жены Фейги-Иты.
1887 г. 1 сентября
Блез Сандрар (Frédéric-Louis Sauser) родился в Швейцарии в семье небогатого коммерсанта из Берна.
1905 г.
Пока Марк Шагал изучал основы живописного искусства в школе витебского художника Ю. Пэна, юный Блез Сандрар изучал основы…часового дела в Москве (Родители «сослали в ссылку» из-за несносного характера).
В ту пору я только что с детством простился. Шестнадцать лет мне недавно исполнилось, и позабыть я о детстве стремился. Я был в шестнадцати тысячах лье от места, в котором родился. Я был в Москве, в этом городе тысячи трех колоколен и семи железнодорожных вокзалов, но мне не хватало ни этих вокзалов, ни тысячи трех колоколен, потому что юность моя безумной и пылкой была, и сердце в груди у меня пылало, как храм в Эфесе или как Красная Площадь в Москве, когда солнце садится; и глаза мои светом своим озаряли сплетения древних путей, и таким был я скверным поэтом, что не смел идти до конца. (перевод М. Кудинова)
Затем он пустился в опасные странствия с купцом-авантюристом Роговиным по российским и центральноазиатским просторам. Не каждому так повезло – в ранней юности он изъездил Россию вдоль и поперек, скитался в течение четырех лет (1903 – 1907) по Дальнему Востоку, Средней Азии, Китаю, Ирану, узнал первую русскую революцию изнутри и получил огромный жизненный опыт на всю дальнейшую жизнь.
1912 г. осень, Париж
Фредерик-Луи Созер берет псевдоним Блез Сандрар, который должен был символизировать его новое рождения как поэта: блез (braises) – горящие угли и сандрар (cendres) – пепел, зола. Позже он напишет: “Писать – это гореть заживо, но это также – возрождаться из пепла”…
Шагал познакомился с Блезом Сандраром.
Он часто бывал и первым зашёл к Шагалу в «Улей», где снимали очень недорого студии художники и поэты. Они быстро стали близкими приятелями и виделись каждый день. На первый взгляд они казались полной противоположностью друг другу. Шагал — застенчивый, осторожный, недоверчивый и наивный. Сандрар — хвастливый, дерзкий, отчаянный, открытый. Но оба молодых человека были захвачены своей созидательной силой в новом веке и в чужой стране. Никто лучше Сандрара не мог бы открыть Шагалу светский Париж. «Что за книгу можно было бы написать о двух молодых чужаках, приехавших завоевывать Париж», — размышлял Б. Сандрар.
В начале мая 1913 г. в Париж из Америки вернулась Фелиция Познаньска — возлюбленная Б. Сандрара, с которой он познакомился в 1908 г. в Швейцарии. Фелиция (или Феля) была польской еврейкой из Лодзи и хорошо говорила по-русски. Она и Сандрар, который тоже говорил по-русски, благодаря чему были незаменимыми проводниками Шагала в мире французской богемы.
Сандрар становится для него не только близким другом, но и опекуном, помогающим переводить и писать письма, решать бытовые вопросы, а чаще – просто подкармливать. Шагал бедствовал в то время, он вспоминал, что покупал селёдку, сначала писал ее, затем » я делил каждую рыбину на две половинки, голову на сегодня, хвост на завтра – и – Бог милостив! – корки хлеба.
Если повезет, придет Сандрар и накормит меня обедом».
Вот такой скромный рацион. Но это не мешало ему творить.
Именно Сандрар придумывал названия картинам Шагала, написанным в это время – “Россия. Ослы и другие”, “Посвящение моей невесте”, “Я и моя деревня”, “Поэт или в половине четвертого”, и многим другим.
1913 г. октябрь, Берлин.
В Берлине открылась первая выставка Шагала, которая принесла ему известность. В это же время Сандрар в сборнике “Эластические стихотворения”, написанном белым стихом в октябре 1913 года публикует посвященные Шагалу «Портрет» и «Мастерская». В них Сандрар описал картины художника, которые поэт назвал «плодами исступленья» и которые представляли собой внутренний портрет их создателя, постоянно находящегося между сном и бодрствованием, между жизнью и смертью, ибо «каждый день совершает он самоубийство».
Он спит.
Просыпается вдруг.
Рисовать начинает.
Корову берет — и коровой рисует.
Церковь берет — и ею рисует.
Селедкой рисует,
Ножами, руками, кнутом,
Головами,
И всеми дурными страстями местечка еврейского,
Всей воспаленною страстностью русской провинции,
Рисует для Франции,
Чувственности лишенной,
Рисует всем телом,
Глаза у него на заду,
И вдруг — перед вами портрет…
Это ты, читатель,
И я,
И он сам,
И невеста его,
Бакалейщик с угла,
И молочница,
И повивальная бабка,
И кровью испачканный таз,
Новорожденных в нем моют,
Безумное небо,
Современности рты,
Башня штопором,
Руки,
Христос,
Это сам он Христос:
На кресте
Его детство прошло.
Каждый день
Совершает он самоубийство.
И вдруг
Перестал рисовать.
Это значит
Спит он теперь.
Галстук душит его.
Удивляет Шагала, что все еще жив он.
Мастерская
Ля Рюш.
Лестницы.
Двери и лестницы.
И открывается дверь его, словно газета,
(Визитные карточки всюду)
И закрывается дверь.
Беспорядок, повсюду царит беспорядок.
Фотографии: это Леже, Тобеен.
За спиною
Плоды исступленья –
Эскизы, рисунки,
Картины – плоды исступленья…
Пустые бутылки,
“Гарантируем высшее качество нашего томатного сока”,
Гласит этикетка.
Окно-календарь…
Когда гигантские краны молний с грохотом опорожняют небесные баржи
И гром из бадьи высыпают на землю,
То падает гром
Как попало.
Казаки, Христос, рассеченное солнце,
Крыши,
Сомнамбулы,
Козы,
Петрюс Борель –
Ликантроп,
И зима, и безумье,
И гений, расколотый словно орех,
Лотреамон,
Марк Шагал,
И с женой моей рядом – бедный ребенок,
Горькая радость,
Рваный ботинок,
Какао в старой кастрюле,
И лампа двоиться в глазах,
И мое опьянение, когда я его навещаю,
Пустые бутылки,
Бутылки,
Зина
(О ней мы вели разговор)
И Шагал,
Марк Шагал
Дружба, длиною в жизнь…
Поэтика Б. Сандрара была очень близка Шагалу. После смерти поэта в 1961 г. Шагал писал: «Я любил его поэмы, как мой родной город, как мое прошлое, как свет солнца. Его душа и его краски на моей палитре, они причитают и плачут»
Блэз, друг мой Сандрар,
Хромовая куртка, разноцветные носки. Лавина солнца, бедности и рифм. Клубок ярких нитей. Огненный родник искусства.
Круговерть чуть успевающих оформиться картин. Головы, руки и ноги, летающие коровы.
Я так часто это вспоминаю, а ты, Сандрар?
Ты был первым, кто посетил меня в “Улье”. Читал свои стихи, глядя в открытое окно или мне в глаза, улыбался моим картинам, и обоим нам было весело.
Он заботился обо мне, столько раз давал добрые советы, но, хоть он был прав, я никогда не слушал его.
Сандрар убеждал меня, что я могу отлично поладить с надменными кубистами, для которых я пустое место.
Меня их затеи ничуть не возмущали. “Пусть себе кушают на здоровье свои квадратные груши на треугольных столах”, — думал я.
Спустя много лет Шагала попросили назвать самые значительные события в его жизни, он ответил: «Моя встреча с Сандраром и русская революция»
Вот отрывки из стихотворений Блеза Сандрара разных лет:
***
Я не сын своего отца,
Только прадеда я люблю,
Имя новое взял я себе,
Как афиша, броско оно;
Ярки буквы афиши, к щиту
Приколоченной, а позади
Воздвигают грядущую новь.
БЕСПОКОЙНАЯ ЖИЗНЬ
Сегодня я, может быть, самый счастливый из смертных:
Есть все у меня, чем я обладать не стремился,
И с каждым ударом винта я приближаюсь
к тому, что единственно дорого мне
И что, может быть, я потерял
ОРИОН
Это моя звезда.
Она имеет форму руки.
Это моя рука,
Поднявшаяся на небо.
В течение всей войны
Орион из амбразуры я видел.
Когда цеппелины бомбили Париж,
Со стороны Ориона они к нему подлетали.
Сегодня
Снова над головою моей Орион.
Высокая мачта пронзает ладонь этой звездной руки,
Заставляя страдать ее,
Как и меня страдать заставляет пронзенная
вечным копьем
Моя отрезанная рука.
(Сандрар потерял правую руку в IМВ)
ПИСЬМО
Ты мне сказала: будешь писать,
Не все письмо на машинке печатай.
Прибавь хотя бы строку от руки,
Два слова, какой-нибудь сущий пустяк,
Совсем немного… Да, да, да, да!
Однако мой ремингтон превосходен.
Его я люблю и с работой справляюсь отлично,
Мой авторский почерк ясен и точен,
И сразу видно, кто на машинке печатал.
И есть пробелы, которые только один
оставлять я умею.
Белками глаз сверкнет на тебя белизна
страницы.
Но, чтобы тебе приятное сделать,
Я два-три слова пером добавлю
И тут же на них посажу чернильную кляксу,
Чтобы ты не смогла их прочесть
ЧАСТЬ ВТОРАЯ: Марк ШАГАЛ И Поль ЭЛЮАР
После окончания Второй мировой войны Шагал вернулся в Париж. Он познакомился с выдающимся французским поэтом — Полем Элюаром. Они понимали друг друга: Шагал потерял любимую жену Беллу, у Элюара скоропостижно от излияния в мозг умерла жена-муза Нуш. Об их совместной работе над книгой стихов Элюара пишет зять Шагала Франц Мейер: «В мае 1946 Шагал приехал на три месяца в Париж. (…) Он вновь обрел все то, что означал для него Париж, снова завязал дружбу с прежними знакомыми, художниками и поэтами, особенно с Элюаром, к которому он теперь чувствовал себя очень близким. Так родилась «Жаркая жажда жить», сборник девятнадцати стихотворений Элюара, иллюстрированных рисунками Шагала в близком соответствии тексту. Как и в стихах, здесь каждый штрих — с присущей ему восхитительной свободой, с округлостью, которая, кажется, вбирает в себя все вплоть до самых звезд, — находит свое завершение в вечно новой правде сердца».
Книга открывалась стихотворением с эпиграфом Поля Элюара: «Когда я писал эти стихи, я знал, что они будут иллюстрированы рисунками Марка Шагала».
Поль Элюар
Марку Шагалу
Корова осел петух или конь
И вот уже скрипки живая плоть
Человек одинокая птица певец
Проворный танцор со своей женой
Чета окунувшаяся в весну
Золото трав неба свинец
Разделенные синим огнем
Огнем здоровья огнем росы
И кровь смеется и сердце звенит
Чета самый первый блик
А в подземелье снежном
Гроздь винограда чертит
Лунные губы лицо
Никогда не спавшее ночью.
пер. М. Н. Ваксмахер
1957 году Фрэнсис Пуленк положил стихотворение — посвящение на музыку в цикле песен под общим названием «Работа живописца» («Le travail du Peintre»).
Нуш
Откровенность порывов
Легкость близости
Ласка волос.
Без подозрительности без тревоги
Твои глаза отдаются всему что видят
И на виду у всего на что они смотрят.
Доверчивость хрусталя
Между двумя зеркалами
Ночью твои глаза растворяются в темноте
Чтобы слить пробужденье с желаньем
И даже Пикассо, который видел душу женщины всегда в безжалостном свете, писал Нуш прекрасной и легкой с той самой мечтательной улыбкой на лице, которой она обаяла многих. С улыбкой, в которой он отказывал своим моделям.
Из стихотворений сборника:
«Я не изобретаю слова.
Я изобретаю предметы, живые существа, события,
и мои чувства способны их воспринять.
Я создаю себе переживания.
Я страдаю от них или испытываю счастье. Они могут быть для меня безразличны.
Я храню о них воспоминания.
Случается, что я их предвижу
Если бы мне пришлось усомниться в их действительности, все сделалось бы для меня сомнительным – и жизнь, и любовь, и смерть. Мой разум отказывается отвергнуть свидетельство моих чувств…»
***
Наступает рассвет я люблю тебя
в жилах моих ещё ночь
Я всю ночь смотрел на тебя
Мне так много еще предстоит угадать
Я в спасительность сумрака верю
Он вручает мне власть
Окутать любовью тебя
Разжечь в тебе жажду
Жить в глубинах моей неподвижности
Твою сущность раскрыть
Избавленье тебе принести и тебя потерять
Днём невидимо пламя…
Ты уйдешь и откроются двери в рассвет
Ты уйдешь и откроются двери в меня…
Поль Элюар путешествовал по всему миру, участвуя в различных конгрессах, посвящённых миру и как представитель движения сюрреалистов. В 1950 году в Варшаве он участвовал во II Всемирном конгрессе сторонников мира, на котором был создан Всемирный совет мира. В том же году он познакомился с Доминик Лемор, они сочетались браком в 1951. Поль написал сборник стихов «Феникс», посвящённых их отношениям и вновь обретённой радости жизни. В феврале 1952 поэт представлял французскую культуру на юбилее Виктора Гюго в Москве.
18 ноября 1952 года Поль Элюар скончался от инфаркта, похоронен на парижском кладбище Пер-Лашез.
Ирина Уманская 